Ольга Пулатова: Три первых концерта Флёр.

[Osame Hotaku]

Ольга Пулатова:
Три первых концерта Флёр.

Эта зима была, наверное, самой депрессивной в моей жизни. Вероятно, именно встреча с Леной была тем
чудом, которое удержало меня.
Мы с Леной репетировали уже пару недель, в основном мои песни. Я совершенно не представляла себе,
зачем мы это делаем. Но Лена с таким энтузиазмом взялась за аранжировки моих песен, что я не
высказывала этих мыслей вслух. Единственная причина, по которой мне не казалось бессмысленным это
занятие, то, что репетиции отвлекают Лену от мыслей о суициде.
- Всё очень хорошо звучит.-Донёсся из телефонной трубки Димин голос.- Вы в таком составе (в смысле
вдвоём с Леной) вполне можете выступить на вечере. Хотя было бы неплохо, чтобы появились какие-то
электронные звуки, я себе это так представляю.
- А я представляю себе виолончель, или какие-то другие инструменты…
Дима предпринял несколько попыток найти музыкантов среди своих знакомых. Но все люди, которые ему
попадались, были чересчур практичными, что я могла им предложить? Я не могла никого заинтересовать
материально. Сама я толком не знала, зачем это делаю. Как объяснить человеку, зачем он должен играть
в домашних условиях с двумя странными девушками странную некоммерческую музыку без каких-либо
видимых перспектив?
- Ты действительно хочешь помочь? Тогда дай, пожалуйста, в своей программе объявление о том, что
недавно созданная группа ищет какой-нибудь интересный инструмент. Ну, там, виолончель, или флейту. И
сказать мой телефон.
- А ты не боишься, что тебе будут звонить маньяки?
- Пусть хоть маньяки звонят. Я им перезвоню, у меня определитель есть. А то, что за жизнь без
маньяков.
Дима не только дал объявление, но на него никто не откликнулся. Тогда Дима повторил то же в
следующей «Атмосфере», поставил одну из моих песен, «Уходи, Февраль!» и добавил, что на предыдущее
объявление не откликнулись даже маньяки. И маньяк откликнулся почти тотчас же, он пришёл к Диме на
радио долго истязал его по поводу авторской песни и каких-то интересных предложений, а потом
позвонил мне. Я согласилась встретиться с ним, поскольку он был единственным человеком, который
откликнулся на объявление. Незадолго до этого Лена напечатала несколько объявлений приблизительно
такого содержания: «Группе, играющей альтернативную акустическую музыку нужен виолончелист (ка) или
флейтист(ка). Обращаться по такому-то телефону». Она повесила их в Консерватории и музучилище, но
никто не позвонил.
«Маньяка» звали, по-моему, Максим. Накануне того дня, когда я должна была встретиться с ним, мне
позвонил Саша Охрименко, звукооператор Одесской Филармонии.
- Я слышал, ты ищешь флейтистку.
- Ну, вообще то мне больше нужна виолончель… А что?
- Тут у меня есть одна знакомая, Юля, она играет на флейте. Я ей рассказал о вас, она хотела бы
попробовать. Ей как раз нравится всякая интересная музыка.
«Боже, что же я буду делать с флейтой. Как я объясню ей, что играть?» - подумала я и спросила:
- А у неё есть телефон?
- Нет, она живёт в общежитии. Я могу дать тебе телефон общежития. Но ты лучше зайди.
- Я тогда прямо завтра зайду.
Я в тот день никак не могла вытолкать себя из дома. Наконец добралась до Греческой площади, и,
приблизившись к остановке, сразу узнала Максима. По телефону он сказал мне, что работает охранником.
Но по его виду было понятно, что он работает сторожем. В принципе, сторожа можно назвать охранником,
но всё-таки это не одно и то же. По-видимому, там, где он работает, ему было очень скучно, и к его
радости Дима дал в программе мой телефон. Меня всегда раздражают люди, которые говорят неконкретные
вещи, а Максим в этом смысле был просто виртуозом. Он сразу начал с того, какие замечательные
с нестандартным взглядом на мир люди живут в Запорожье(!), сколько там потрясающих музыкантов,
которые в принципе захотели бы с нами играть, нам нужно только туда поехать, дал мне кучу телефонов
каких-то волосатых бардов, к которым я должна обратиться. Я пообщалась с ним, столько, на
сколько хватило моей вежливости, и когда почувствовала, что вежливость скоро закончится,
прервала его часовый монолог, и сказала, что мне нужно к одной девушке в общежитие Консерватории.
Он неохотно поднялся со скамейки и вызвался проводить меня.
По дороге он вдруг сказал:
- Я Овен. Ещё я родился в 66 году, это год огненной лошади. В этом году произошла сексуальная
революция, так что ты подумай над этим.Я всё ждала, когда же он об этом скажет, и просто покатилась
со смеху. Его вид смешно сочетался с этими словами! Он не обиделся, когда я рассмеялась. Наверно
подумал, что я смеюсь от радости. Возле Консерваторской общаги я с трудом от него отделалась, сказав,
что сама хочу пообщаться с девушкой.
Юли не оказалось дома. Её соседки по комнате пригласили меня зайти, и я оставила ей записку
приблизительно такого содержания: «Юля, ты меня не знаешь. Мне дал твой адрес Саша Охрименко. Я
пытаюсь собрать акустический проект, если тебе интересно, позвони, я тебе подробнее расскажу».
Юля позвонила мне поздно вечером, когда я уже ложилась спать. Я не сразу сообразила, кто это, не
ожидала такой быстрой реакции.
- Это Юля. Я играю на флейте. Ты мне сегодня оставила записку.
- Хорошо, Юля, давай встретимся завтра. Ты чем занимаешься?
- Ну, днём у меня репетиция с одной певицей, а в шесть я уже могу.
Встретились мы возле того же бетонного Ленина, возле которого я впервые встретилась с Леной. Я
опоздала минут на сорок. У меня есть такая тенденция: когда я очень не хочу куда-то идти, я очень
долго копаюсь. Пью чай по триста раз и в результате сильно опаздываю. Не то чтобы я очень не хотела
идти, но мной перед выходом овладела паника. Сначала я думала о том, что не смогу дать Юле никаких
партий, я совершенно не умею аранжировать. Потом я ещё подумала: «Ну вот, ещё один человек будет на
мне вампирить. Студенты Консерватории, они такие, ничего им не надо. Мне придётся убеждать её, этот
проект важен и что всё это имеет смысл, накручивать её, тащить за собой, заставлять заниматься…»
Когда я подошла к памятнику, мне сначала показалось, что там никого нет. Но когда я подошла поближе,
со скамейки поднялась высокая довольно крупная девушка и спокойно мне улыбнулась.
- Ты Юля?
- Да.
- Ну, привет. Извини, что заставила тебя ждать.
- Ничего. Бывает.
Мы отправились ко мне домой, и какое то время спустя мои страхи показались мне смешными. Юля
оказалась таким энергичным позитивным человеком, что я ещё некоторое время находилась в эйфории
после знакомства с ней. Кстати, это было Восьмое Марта, и мы в честь праздника обменялись серёжками.
Я до сих пор ношу эту серёжку.
Больше всего меня в Юле поразило сочетание её грубости с образованностью и тонким музыкальным
чутьём.
- Моцарта играть жопа как трудно, - заявила Юля, когда мы заговорили о музыке.
Юля оказалась заядлым книголюбом, туристом и совершенно безбашенным человеком. Она посвятила меня в
тайны соционики. Оказалось, что я «Есенин», паж кубков, человек, мягкий и приятный во всех
отношениях, и что мне подходит «Жуковский», этакий тиран и вояка. Эта перспектива меня слегка
напугала, но я всё равно была в полном восторге от Юли. Позже Юля познакомилась поближе с моей
«мягкостью» и сказала, что на самом деле я «Гамлет», маньяк-убийца, а вот кто паж кубков, так это
Лена.
Мы разговаривали очень долго, и только какое то незначительное время уделили разбору песен. Я
сыграла ей семь песен, которые планировала для вечера Атмосферы, она тем временем импровизировала.
Заставила меня много раз подряд сыграть «Обескровленную Мэри». Это одна из самых мрачных песен, и я
была приятно удивлена таким выбором. Играла Юля совершеннейшую пургу, но я была так рада её
появлению в моей жизни, что вообще не сделала ей никаких замечаний. Мне всё казалось прекрасным. До
вечера Атмосферы (17 марта) оставалось десять дней.
На следующую репетицию пришла Лена и, пока мы играли, с ужасом на меня смотрела. Потом тихонько
вызвала в коридор.
- Оля, ты что, хочешь оставить это в таком виде? Это же какой-то жуткий симфоджаз. Для нашей музыки
не подходят такие сложные партии.
Я опомнилась и до следующей репетиции совершила невероятное: написала все партии для флейты. Юля
многие из них изменила. Теперь она в основном придумывает всё сама и вообще делает много дельных
замечаний. Она так чувствует всё, что в большинстве случаев ей не нужно ничего говорить. В Юле,
несмотря на её жизнерадостность, был какой-то сумрачный уголок, и поэтому наша музыка её увлекла.
Позже, общаясь с ней, я смогла понаблюдать у неё все стадии маниакально-депрессивного синдрома.
После одной из репетиций мы с Юлей просто сидели и болтали. У меня в тот период всё время одна мысль
вертелась в голове - придумать название для группы. На кассетах, записанных на репетициях для Димы,
я писала то «Пираньи голодны», то «Олеум-Эллениум», то «Мой розовый фашистик», но все эти названия
были слишком претенциозными. Мы с Юлей, дурачась, принялись перебирать названия книг. Что, если
назвать группу «Карлос Кастанеда», или «Анатомия человека» и т.д. Мы веселились так до тех пор, пока
Юля, бессмысленно выкрикивая какие-то странные слова, не сказала «Флёр». Мне сразу представилась
потрескавшаяся деревянная шкатулка, в которой скрыта какая-то тайна, запах времени. Флёр это тонкая
прозрачная ткань, покров таинственности, лёгкий ветер и, если переводить с французского, цветок или
лучшая часть.
17 марта я уже собиралась уходить на концерт, когда зазвонил телефон. Это был мой знакомый маньяк.
- А ты знаешь, что где-то в Анголе откопали хрустальный череп?
- Слушай, я спешу. Мне пора выходить. Зачем ты мне говоришь о каком-то черепе?
- Нет, ну ты просто подумай - хрустальный череп, просто обалдеть! Ты не могла бы провести меня
бесплатно на концерт?
- Для этого мне пришлось бы купить тебе билет, так что ты сам с этим разберись.
Потом Дима рассказал мне, что маньяк ещё раз приходил к нему на радио и он уже не знал, как от него
отделаться. Я посочувствовала Диме, потому что его запасы вежливости гораздо больше, чем мои.
Впрочем, этот случай с маньяком был единственным. Все люди, интересующиеся нашей музыкой, с которыми
меня знакомил Дима, оказывались очень интересными, одухотворёнными личностями, которых он
необъяснимым образом к себе притягивал.
Перед концертом я от страха ухитрилась напиться. Когда я вышла на сцену и села за фортепиано, я
заметила, как клавиши сливаются в одно мутное пятно, и как плохо слушаются руки. Всё время нашего
выступления я пыталась взять верх над своим опьянением и где-то к концу слегка протрезвела. Хотя всё
в целом было неплохо, если не считать того, что я замедлила всё раза в полтора.
Я после этого концерта немного расстроилась. Но сейчас, спустя какое-то время, я понимаю, что,
несмотря на то, что всё было немного бесформенным, люди, у которых была потребность в такой музыке,
полюбили её и в таком виде и очень меня поддержали. Моей подруге, Ане, понравились две песни из
этого концерта, «Золотые Воды Ганга» и «Обескровленная Мэри». Она наслушалась их до такого
состояния, что не могла уснуть и пошла бродить ночью по городу, пока не «выходила» это состояние.
Меня очень вдохновило то, что наша музыка дала ей такой толчок к движению. Я передавала все хорошие
отзывы Лене, которой это было нужно, как воздух. Она была крайне не уверена в себе. И если не жалела
о том, что я её в это втянула, то испытывала мучительное чувство стыда.
После концерта мы поплелись на море, я Лена, Юля и ещё несколько ребят. Мы вопили, рычали, бегали по
песку, Юля играла что-то невообразимое на флейте. Всё, что произошло, очень сблизило нас, я впервые
ощутила между нами то, что называется единством.
Где-то месяц спустя Юля позвонила мне:
- Оля, нам нужна виолончелистка?
- Да, а что?
- Тут есть одна девушка. Её зовут Катя. Она вроде не против. Только ей надо будет писать партии.
- Хорошо, дай Кате мой телефон, пусть позвонит.
Катя позвонила. И мы договорились встретиться возле бетонного Ленина. Я снова сильно опоздала. Мне
было страшно, жутко не хотелось идти, и я втайне надеялась, что Катя ушла, не дождавшись меня. Возле
памятника действительно никого не было. Но, осмотревшись, я увидела вдалеке высокую девушку с
виолончелью. Девушка поспешно ко мне приблизилась.
- Ты Оля?
- Да. А ты Катя? Очень приятно.
- Мне тоже. Извини, я опоздала. - Катя, взирая на меня сверху вниз, по-детски улыбнулась, - У нас
был оркестр…
Катя оказалась совершеннейшим ребёнком, хоть и огромного (по сравнению со мной) роста. В ней было
что-то трогательное, и в то же время какая-то внутренняя сила. Я про себя окрестила её «Бой-скаут».
В этот раз я подготовилась, и мы разобрали две песни «Печальный клоун» и «Настоящее что-нибудь». Как
оказалось, Катя занимается кроме музыки верховой ездой и рукопашным боем. Она вполне могла бы быть
дочерью какого-нибудь викинга из северного эпоса. Мой папа сразу обратил внимание на Катину
нордическую красоту, и сказал, что Катя может стать украшением нашей группы. Катя, как оказалось,
хозяйничает дома и копается в огороде. Я почему-то сразу представила себе, как Катины родители
заставляют её окучивать картошку, а она хочет играть на виолончели, и происходят страшные конфликты.
Но на самом деле, как потом я узнала, катины родители были не против. Как то Катя заболела, и её
мама позвонила мне предупредить, что Катя не придёт на репетицию. Я была приятно удивлена таким
отношением. Проблема возникла совсем в другом месте. Катя не успевала ходить на дрессуру своих двух
собак, и на верховую езду, и на рукопашный бой. Рукопашным боем и верховой ездой пришлось
пожертвовать, в этом бою победили собаки и Флёр.
После майских каникул Катя пропала. Я уже начала рассчитывать на неё, и вдруг она исчезла. Она не
появлялась месяц, и когда позвонила, то почувствовала на себе всю силу моего гнева. Удивительно, что
после этого она не бросила Флёр, долго извинялась, когда пришла ко мне домой. Я была обезоружена её
детской улыбкой и кое-как успокоилась. С тех пор Катя больше не пропадала.
К концерту летом, 17 июня, мы готовились более тщательно. Репетиционной точки у нас не было, но в
этом не было особой необходимости. Ни нижние, ни верхние, ни боковые мои соседи за всё время не
проронили ни слова. Дима сидел на каждой репетиции. Мы за неделю написали порядок песен и
проигрывали их, как на концерте. Лена записала свои песни дома на кассету под гитару. Дима послушал
и выбрал на его взгляд, наиболее удачные. Теперь из десяти песен пять было Лениных, мы с Юлей с
трудом её на это подвигли.
Альбом «Почти живой» был практически весь записан в Доме Актёра на репетициях перед концертом. Было
очень здорово играть в этом уютном пустом зале, когда за окном постепенно темнело. Когда мы
несколько раз прогнали концертную программу, я обратила внимание на странного молодого человека,
который сидел в зале с самого начала, и внимательно слушал. Это оказался слушатель Атмосферы,
который перепутал числа и пришёл на день раньше. Его не удивило, что в зале нет больше людей и что
мы играем всё по несколько раз, причём в перерывах между песнями музыканты переговариваются и шутят.
Он решил, что пришёл на концерт и что всё так и задумано. Это было совершенно удивительно.
Концерт 17 июня был первым концертом, когда люди пришли услышать именно нас. Зал был почти полон. Я
немного понаблюдала за зрителями. Это были какие-то особенные, одухотворённые люди. Я не знаю, где
они прятались до того, но вот взяли и пришли. Это были люди, которых не нужно было развлекать,
которым не нужно ничего доказывать. Они просто сидели и слушали. Обстановка была такая дружелюбная,
что я почти не волновалась. После каждой песни девочки оглядывались на меня, и я беззвучно, одними
губами, чтобы не нарушить волшебство, говорила им названия песен.
После последней песни, «Никогда», на сцене погас свет, и мы удалились, сопровождаемые странной
холодной музыкой. Это была Димина идея. Катя, только спустившись в проход между зрительным залом и
гримёркой, тут же начала вопить:
- А я там во втором куплете ошиблась, - и при этом оживлённо жестикулировать. Все тут же начали
галдеть, как по команде. Я испугалась, что это разрушит ощущение от концерта, люди только начали
расходиться, и прошипела:
- Тихо, идите за мной, - самое удивительное. Что девочки меня послушали и мы все тут же зашли в
гримёрку. Катя смогла выплеснуть наконец свои эмоции. Юлю всё забавляло, я радовалась, что всё
закончилось. А на Лену медленно но верно накатывалась депрессия.
-Мне нужно выпить. Именно сейчас. Я хочу очень сильно напиться, - прошептала она, прижимая руки к
груди. Я посидела минут пять, успокоилась, и вышла в проход. Там уже толпились люди - знакомые,
друзья. Аня ждала меня с целой корзиной цветов. Кто-то ещё сунул мне букет, я тут же подарила его
Лене, которая
чуть не сбила меня с ног.
- Это тебе от меня, ты хорошо пела.
- Это мне? Спасибо, - прошептала Лена и метнулась к выходу из зала, чуть не сбив с ног моего папу.
- Твоя Лена - психическая, - улыбнулся папа. - Вы как раз друг другу подходите.
- Да, у нас все в группе со странностями.
- Вы молодцы. - Папа был так растроган, что чуть не плакал. Он всегда поддерживал меня в моём
творчестве. Редактировал мои стихи, играл со мной в разные литературные игры, внимательно слушал мои
песни, и выносил свои строгие оценки. Папа вместе со мной посещал клуб авторской песни, ходил на
каждое заседание и всегда переживал за мои выступления. Правда, ему не нравится моя проза, он
считает, что это никому нельзя показывать
Надо было слушать папу...
Люди постепенно расходились. Катя убежала сразу после концерта, знакомые, поздравив и похвалив,
постепенно исчезли. Мы с Леной и Юлей молча курили во дворе Дома Актёров.
- Я хочу напиться, - напомнила мне Лена.
- Сейчас, масик, докурим и пойдём. - Я совершенно не представляла. Куда мы пойдём. Тут из Дома
Актёров вышел мой демонический друг, вампир Вова Коротков, и я сразу повеселела.
- Вова, ты куда-нибудь спешишь?
- Да вроде нет...
- Присоединяйся к нам.
- А куда вы пойдётё
- Ну, раз ты с нами, то наверное на море. Давно не прыгал с пирса в одежде?
Всякий раз, как мы с Вовой собираемся повеселиться, случается что-нибудь непредвиденное. Прошлым
летом Вова провожал меня после дня рождения Димы. По дороге мы завернули на пляж Аркадия, там
напились и я сначала расхаживала по аркадии в костюме феи (у нас с собой были театральные костюмы),
а на рассвете пыталась утопиться в море, и перепуганный Вова меня спасал. Вот только вчера у нас был
спектакль, после того мы пошли на Приморский Бульвар попить пива. По дороге домой мне захотелось
избавиться от излишка жидкости, и нас задержали два милиционера, потому что я делала это в

неположенном месте. Когда они, наконец, поняли, что денег у нас нет, они нас отпустили, потому что
им самим было как-то неловко - молодые ребята, это, по-видимому, был их первый опыт задержания
опасных преступников. Вова всё переживал, что не успеет послушать Атмосферу, а я шутила, что Диме
придётся дать в программе объявление: «Концерт группы Флёр не состоится, потому что вокалистку Олю
Пулатову загребли в ментуру.»
Вову не пугали непредвиденные обстоятельства, и мы медленно двинулись в сторону винного магазина.
Невдалеке впереди нас по улице шёл Руслан, гитарист группы «Белка и Стрелка», они играли с нами на
атмосферном вечере 17 марта.
- Оля, - дернула меня за локоть Лена, - давай пригласим его пойти с нами. Если хочешь, я сделаю это
сама. Он ведь дал нам гитару для концерта, а теперь просто уходит один.
- Руслан, ты не хочешь к нам примкнуть?
- А куда вы идете?
- Пока не знаем, но одно могу сказать точно - мы будем пить.
- Так мы можем пойти на нашу репетиционную точку, там такой большой зал, много места...
Я купила всего две бутылки вермута, мне казалось, это совсем немного. Но вермут оказался настоящей
термоядерной смесью. В актовом зале было действительно много места, на сцене стояла вся необходимая
аппаратура. Под действием вермута и страшной усталости я отключилась и легла на стол, вытянув руки.
Я очнулась от невообразимого шума. То, что я увидела, когда подняла голову, меня просто поразило.
Вова играл на барабанах, Руслан на гитаре, Юля на фортепиано и издавала страшные звуки, напоминающие
одновременно этническое пение и фестиваль современного музыкального авангарда. Лена, с микрофоном в
руках бегала по сцене, трясла волосами, прыгала и при этом ухитрялась вопить так громко, что
заглушала всех остальных. Лена видно вспомнила своё роковое прошлое, звуки эти напоминали мне Сюзи
Кватро, бьющуюся в истерике. Минут пятнадцать длился этот музыкальный шедевр, и я сидела, вжавшись в
кресло. Когда музыканты устали, началась медленная композиция. Юля оставила в покое фортепиано, они
с Леной сели посреди сцены, Юля запела «Ой мороз, мороз» и потом ещё какую-то болгарскую народную
песню, а Лена в это время изображала хор диких зверей.
- Люди, вы же только что дали концерт, неужели вы не хотите отдохнуть?
Не прерывая пения, Юля махнула на меня рукой и я пожалела, что дала всем недельный перерыв.
После концерта наступило некоторое затишье. Я тяготилась мыслью, что мы так и будем существовать - я
буду приходить измученная с работы и ещё и проводить репетицию, уговаривая всех не бросать Флёр, мы
будем давать один концерт осенью, один зимой, один весной и один летом, и никто не узнает о нас,
кроме наших друзей и родственников. У меня началась тихая паника. Юля всё чаще говорила о том, что
надо быть серьёзными, при этом пропускала репетиции. Лена упорно не хотела заниматься вокалом, при
этом уверяя меня, что музыка для неё важнее всего. Мне начало казаться, что всё разваливается. Мне
нужно было сказать: «Потерпите, у нас всё будет замечательно. Нужно только немного подождать». Но я
никогда не была достаточно уверена в себе, чтобы убеждать всех в светлом будущем.
Вскоре мне позвонил бывший барабанщик группы, в которой я пела, Руслан.
- Оля, ты помнишь моего брата. Славика?
- Да. - Славик был неплохим клавишником.
- Он уже вернулся из Киева, сейчас пока в Одессе. Я дал ему послушать ваш диск, ему понравилось.
Может, попробуете сделать что-то вместе?
Я обрадовалась. Идея электронных барабанов крепко засела у меня в голове. Славик сразу сказал, что
нашу акустическую музыку в Киеве никто не ждёт и нужно сделать всё более форматным. У меня внутри
всё сжалось. Славик сделал аранжировки «Наших снов» и «Экзорцизма». Это была такая себе попса, в
радиоформате. Когда я представила себе в таком виде наши песни, у меня сердце кровью облилось. Я
думала: «Что же делать? Оставить всё как есть и обречь свою группу на растительное существование
ведь все, кроме Димы: говорят, что это неперспективно. Или превратить всё в «форматную музыку», убив
этим всё волшебство, все сумерки, всё настроение, и бороться за выживание среди групп с женским
вокалом, которых в последнее время, как собак нерезаных?» Я совсем запуталась.
- Всё плохо. Это никому не нужно.
- Да с чего ты взяла! - Возмущался Дима.-Где ты вообще находишь людей, которые тебе это говорят. Я
получаю столько восторженных откликов о группе. Просто нужно репетировать.
Ещё в марте, после первого нашего выступления, Юля говорила мне о неком барабанщике из
Консерватории, которому очень понравилась наша музыка. Я тогда отказалась, потому что с нами вроде
бы играл Влад Мицовский. Но Влад был слишком занят, чтобы ходить на репетиции, и я попросила Юлю
поговорить с «тем парнем». Через пару дней Юля позвонила мне и договорилась на репетицию. В этот
период она очень помогла мне. Она договаривалась со всеми насчёт репетиций, а потом звонила мне. В
какой-то момент я почувствовала, что не одна. Когда всё запахло развалом, Юля начала сражаться
вместе со мной. На выходных мы встретились с Лёшей Ткачевским, нашим новым барабанщиком, в нашем
новом репетиционном помещении во Дворце Культуры Студентов. Это была сырая комнатка в подвале,
напротив мужского туалета, с маленьким грязным окном и ободранными стенами, к которым кое-где были
прибиты яичные лотки (Лёшина идея). Здесь репетировала группа, в которой он играл. Здесь было
достаточно депрессивно, мы быстро освоились. Я притащила маленький камин. И, самое замечательное,
пепел можно было стряхивать прямо на пол. Таким образом, с появлением ритм-секции в лице Лёши , у
нас появилось и помещение. Я летела на репетиции, как на крыльях. Депрессия была забыта. С самого
начала стало понятно, что Лёша - то что надо. Он так проникся музыкой, практически сразу чувствовал,
что нужно в каждой песне. Я про себя окрестила его «вечный двигатель», потому что он, казалось, мог
бесконечно играть на барабанах. Кроме того, он оказался таким добрым терпеливым человеком, что это
просто невозможно было выдержать! Когда мы собирались после репетиции, он говорил:
- Не трогайте ничего, я сам всё уберу.
Я как-то опоздала, и, увидев, что никто ничего не начал возмутилась:
- Вы без меня даже микрофоны расставить не можете. Я что, должна делать всё сама? - Лёша тут же
ринулся всё расставлять, хотя к нему это вообще не относилось.
Лёша был так настроен на работу, что заразил этим всех. Мы назначили концерт на 10 ноября. Дима
думал над списком песен. В этот период все вдруг начали предъявлять мне какие-то странные претензии,
а мне и так было нелегко. Но мы продолжали готовиться к концерту.
Я всё ещё разрывалась между попсовыми аранжировками и живым звуком, который стал теперь очень
целостным и интересным. Когда зашла речь о записи на студии, я пришла в отчаяние. Славик с группой
«Рафинад» тоже репетировал в ДКСе, и каждый раз, когда я натыкалась на него, он говорил:
- У меня уже всё готово, скажете, когда решите писаться.
Но аранжировки песен так и остались у Славика.
Уже на репетиции всё в том же Доме Актёра стало ясно, что мы совершили качественный скачок в музыке,
в основном благодаря Лёшиным барабанам. Когда я послушала всё, то сразу успокоилась. Всё приобрело
более, менее законченный вид, даже Лена стала лучше петь. Когда моя начальница узнала, что через
пару дней у меня будет концерт, она сказала мне, чтобы я несколько дней не приходила, отдохнула и
спокойно шила своё красное платье.
В день концерта я пришла на два часа раньше и ужаснулась. В Доме Актёра Одесское Управление Культуры
проводило какое-то фуршетное мероприятие, на столиках стояли бутылки. Пахло едой, и расхаживали
подвыпившие деятели культуры. Судя по всему, они не собирались уходить. А наши зрители уже начинали
собираться - некоторые люди любят приходить раньше, смотреть, как настраиваются. У меня в голове
сразу возникла такая картина: прошло какое-то время. У нас берут интервью и спрашивают: «Скажите,
почему ваша группа, как и многие другие талантливые люди, покинула Одессу? Разве у вас там нет
Управления Культуры, которое поддерживало бы талантливых людей?», а я отвечаю: «Да мы столкнулись с
Управлением культуры только один раз, когда у нас сорвался концерт из-за их фуршета».
Но к тому времени, когда появился Дима, ряды деятелей культуры поредели, осталась только самая
стойкая группка прямо перед сценой. Мы уже расставляли аппаратуру, а они всё ещё говорили тосты, и я
испугалась, что они не уйдут, останутся на концерт и будут нам хором подпевать.
Но и группка удалилась почти перед самым концертом. Наверное, кто-то из них почувствовал на себе мой
полный ненависти взгляд.
Маленький зал Дома Актёров с трудом вместил всех желающих. Люди сидели на барной стойке и стояли в
проходах. Мы вышли на сцене в темноте под музыку.
После этого концерта мы пошли, как водится, в нашу репетиционную комнатку. Какая-то добрая душа уже
успела вывалить на Диму негативный отзыв о концерте, и теперь была моя очередь говорить:
- Дима, где ты находишь людей, которые тебе это говорят? Всё было отлично.
Когда все с трудом разместились в нашей депрессивной комнатке, Юля вынудила Лену сказать тост.
Звучало это приблизительно так:
- В общем, я вас всех люблю… (Лена попыталась сесть, но Юля её снова вытолкала) Я так всем
благодарна… (Ещё одна попытка сразиться с Юлей) Я так рада, всё так замечательно…
Я слишком устала, чтобы веселиться, но зато остальные играли на всём, что может звучать, и даже
пытались петь, видимо воспалённые нашей музыкой. Я до сих пор про себя улыбаюсь, вспоминая Диму,
танцующего с кастаньетами. Дима всегда меня удивляет. Он такой крупный и серьёзный и вдруг начинает
делать такие смешные движения. Летом мы пошли вечером на море, выпили на шестерых всего одну бутылку
вина, но этого было достаточно, чтобы Дима пустил в плавание свои туфли, а затем просто упал плашмя
лицом в прибой и волны накатывались на него.
Я после концерта чувствовала себя так, как будто с меня сняли бетонную плиту. У Лены тоже было
чувство облегчения. Казалось, что мы внезапно перешли в другой мир, в котором всё будет по-другому.
Когда я шла пешком домой, я подумала: «Вот теперь можно и умереть, а то потом снова нужно будет

преодолевать давление. Все прекрасные вещи так тяжело даются, а больше уже нет сил.». У меня в руках
было много цветов и их тяжело было нести. Я подумала, что могла бы бросать их по одному перед собой.
Но цветы простояли месяц в ведре в моей комнате, а я так и не сделала Этого. Может, я потом пожалею,
что не сделала Этого, но сейчас важно одно - цветок принялся и растёт. И растёт он уже помимо нашей
воли, я не могу контролировать то, что происходит, теперь созданный нами волшебный мир сам
поддерживает в нас жизнь.

22.12.2000 г.

@темы: Ольга Пулатова, Fleur, Рассказы